Я НЕ ХОЧУ ВОЙНЫ!

ПАМЯТИ
СОЛДАТ И ОФИЦЕРОВ ИЗРАИЛЯ,
ТРАГИЧЕСКИ ПОГИБШИХ
В АВИАКАТАСТРОФЕ
4 ФЕВРАЛЯ 1997 ГОДА.

СЕМИДЕСЯТИ ТРЁМ

Уходит человек, уходит человек,
бессмертием все смерти побеждая.
Дрожит рука, и в пальцах силы нет,
но я пишу, дрожь сердца усмиряя.

Ещё сегодня близких и родных -
таких земных из дома провожали.
Мы ждали Вас живых! Живых! Живых!
Но вы влетев - там, в высоте, остались.

Сердца людей хочу зажечь я песней,
я жизни гимн в ней выкрикнуть хочу,
но музыка звучит - прощальный вестник,
рвёт с жизнью их последнюю струну.

Уходит человек, уходит человек,
у человечества на лицах тень густая.
О, скольких ты убил, двадцатый век?
Но вертолёты в небо вновь взлетают…

ОПЯТЬ ПОРА НАСТАЛА ЗЛАЯ

Ой, ёй!
Опять пора настала злая,
Опять ракеты в нас стреляют,
Ой, ёй, ёй, ёй, ёй, ёй!

Ведь это вовсе не игрушки,
Когда везде грохочут пушки,
Ой, ёй, ёй, ёй, ёй, ёй!

Ой, вэй!
Опять война, опять взрывают –
Людей невинных убивают,
И смерть по улицам гуляет,
Ой, ёй, ёй, ёй, ёй, ёй!

Ой, вэй!
Вновь над страною смерч несётся,
И кто от гибели спасётся?
Нам лишь молиться остаётся,
Ой, ёй, ёй, ёй, ёй, ёй!

Да, я не хочу, чтобы пушки стреляли,
Да, я не хочу, чтобы вновь убивали,
Да, я не хочу, чтобы люди страдали
Ой, ёй, ёй, ёй, ёй, ёй!

ВОЙНА

Опять кликуши – вороны
накаркали беду.
И смерть, по обе стороны,
играется в войну.

Ей мало было раковых
и спидовых пиров…
Теперь она питается
от пушечных стволов.

И душами погубленных,
под дикий вой сирен,
в чаду домов обугленных,
среди скелетов стен.

И беспощадным молотом
Расплющивая мир:
летит кликушей - вороном
на свой смертельный пир.

02. 09. 2006 года. Кирьят – Ям.

ИЗРАИЛЬ. АВГУСТ – 2006 года.

Ливанская война

Ну, Слава Богу, август позади,
Хоть по шкале жара ещё за тридцать,
Но навсегда я сохраню в груди
Мальчишек наших дорогие лица.

Они в мой дом сходили как с икон,
Живыми улыбались мне с экрана…
Мальчишки наши – боль моя и стон,
Открыты в моём сердце ваши раны.

Мне и сегодня – это тяжкий груз,
И горе застревает в горле комом.
Мои мальчишки, братский Ваш союз
Горит свечёй, не будет он изломан.

И я скорблю, скорблю по молодым,
Чьи звёзды у меня над головою.
И помоги, о Господи, живым
Мальчишкам с не загубленной судьбою.

27.09.2006 года. Кирьят – Ям.

ПРОШЁЛ СЕНТЯБРЬ…

Прошёл сентябрь, и пролились дожди,
Война и лето вроде за плечами…
Увы, не знает мы, что впереди,
Как жить стране и что случится с нами?

С экранов и по радио волной,
Заливистые журналистов речи,
Народ пугают новою войной
И, что врага здесь только сила лечит.

Что мы демократическим путём,
Властители нас в этом заверяют,
Арабов всяких - «в порошок сотрём»,
Как мы сильны – они ещё не знают…

Июль и август – горести потерь,
Кого за гибель всех призвать к ответу?
Ужель страна вновь неучам поверит,
Ужель урок Ливанский канул в Лету?

Горит, горит звезда на небесах,
Как памятник погибшему солдату…
Молюсь я, душу выплеснув в словах,
За мой народ и за его утрату.

27.09.2006 года. Кирьят – Ям.

КТО В ОТВЕТЕ?

Вновь бьёт по нервам
Волчий вой сирен,
И души содрогаются от взрывов,
И развороченных домов нарывы:
Огнём и дымом пахнет густо тлен.

Как дальний гром,
Несёт на крыльях ветер
К нам отзвуки грохочущей войны…
И днём, и ночью – тяжкий вздох страны,
А на экранах, средь развалин, дети.

И каждый взрыв
Вонзает в сердце боль:
Оно в груди сжимается, трепещет…
Там град стальной по нашим детям хлещет,
Земли еврейской гибнет - «Кровь и Соль».

Кого, скажите, надо проклинать
За всех солдат ушедших на войну
И на земле ливанской умирать?
А должно ль так Израиль защищать –
Нести Ливану смертную волну?

О, Господи, к ответу призови
Всех, всех повинных в гибели людей:
Правителей страны и Насраллу,
И генеральский стан и «Хизбаллу»,
Но пощади Израиля детей.

Забывшим, твоё слово повтори:
- О, не убей!- ты слышишь?- Не убей!

Лев Спивак. 23.08. 2006 года.
Кирьят – Ям.

Я ПОМНЮ!

Опять меня волнует сводок рой,
и с каждым днём тревожнее отчёты…
И, как в былом, теряю я покой -
так прошлое со мною сводит счёты.

Я помню, как в невзрачном городке,
затерянном на юге Казахстана,
передавал нам сводки о войне
из хриплой точки голос Левитана.

Как в наши души вкрадывался страх,
когда войска с боями отходили…
И как пугал нас почтальон в дверях,
когда в соседнем доме голосили.

Навечно моя память сохранит
солдат и тех, кого война отняла…
Душа моя по павшим всем скорбит,
чтоб смерть свои витки не повторяла.

Но вновь на нас обрушилась война,
и над Израилем её огонь пылает.
И в Кирьят – Яме, и в Кирьят – Шмона,
ракеты «Хизбаллы» нас убивают…

Июль и август – горести потерь,
Кого за гибель всех призвать к ответу?
Ужель страна вновь неучам поверит?
Ужель урок ливанский канул в лету?

Горит, горит звезда на небесах,
Как памятник погибшему солдату.
Молюсь я, душу выплеснув в словах,
За мой народ и за его утрату.

10.10.2006 года. Кирьят-Ям

У ПАМЯТНИКА

НЕИЗВЕСТНОМУ СОЛДАТУ

Желто-зелёные деревья,
печаль осеняя и грусть,
и звуки музыки в аллеях,
щемящей болью льются в грудь.

И листья, в тихом плавном вальсе,
кружась, ложатся на траву.
И, подчиняясь странной власти,
я парком медленно иду.

Но вот, бескрайняя морская
навстречу синь, волна летит...
И море, солнце отражая,
дрожащим факелом горит.

А репродуктор, одиноко,
про что-то вечное поёт…
И музыки полёт высокий,
прощальной птицею плывёт.

\

ОСТАЛСЯ НА ВЕКА

Ему бы исполнилось двадцать...
Так пахло вокруг весной,
хотелось кричать и смеяться:
- Живой я! Живой! Живой!

Май солнечным был и тёплым,
росой на деревьях сверкал,
и воздух пьянящий и тёрпкий,
он полною грудью вдыхал.

И дальняя канонада,
казалась уже грозой...
Всё это было наградой,
всё это было судьбой...

Кончалась, кончалась, кончалась
кровавая бойня - война.
И новая завязь рождалась.
и вишня невестой цвела...

Но пуля ещё летела -
тяжёлый свинцовый град.
Но пуля ещё летела,
и нет ей пути назад...

Ей нет никакого дела,
до первых весенних дней.
Ей нет никакого дела,
до жизни наших парней...

И он упал, чтоб подняться
и бронзовым встать на века...
Ему бы исполнилось двадцать,
его не вернула война.

Сапог солдатских грубый отпечаток,
я оставляю на чужой земле.
Опять судьба забросила куда—то…
опять, друзья, от вас я вдалеке.

Весенней песне радуются птицы,
теплу и первым солнечным лучам,
а мне здесь снятся дорогие лица,
слова ещё не сказанные вам.

И где б я не был, сердце, где б ни билось,
в мой самый горький и счастливый час,
куда бы жизнь меня не заносила,
друзья мои, я не забуду вас.

Колокол нашего детства
гулом отдался в груди.
Колокол грозного детства,
громче над миром гуди.

Вслушайтесь в голос могучий,
льющийся из глубины.
Видите чёрные тучи,
пламя пожаров вдали.

Слышите голос набата,
люда голодного стон.
Это не грома раскаты,
это не бред и не сон..

Колокол страшного детства,
звон твой в скелетах домов,
в воплях сирот, чьё наследство -
пепел погибших отцов.

Колокол горького детства
вечно в сердцах будет бить.
Прошлое нашего детства -
мы не дадим повторить.

ОТ ИМЕНИ МАЛЬЧИШЕК И ДЕВЧОНОК

Я вспоминаю о прошлом -
большими глазами мальчишки,
пытливо смотрящего в жизнь.
Я вспоминаю о прошлом
по облачкам белых вспышек,
рвавших небесную синь.
По режущим души стонам
бомб летящих к земле,
по всем войною сражённым,
по страшной еврейской судьбе.
Я вспоминаю о прошлом -
по крикам жён неутешных,
по боли невест не венчанных,
по плачу детей – сирот.
По трудной мужской слезинке,
по каждой новой морщинке,
что выстрадал наш народ.
И этой новой весною,
вместе со всей страною,
вместе со всем народом
радости мне не сдержать.
И тем, кто с земли не поднялись,
и вам, кто живыми остались,
от имени всех мальчишек,
от имени всех девчонок,
от имени всех живущих:
- Спасибо! Хочу сказать.

Кирият – Ям. Израиль.

НЕ ОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

Ты идёшь, последние ступеньки -
дрогнуло и замерло внутри.
Скрипнули несмазанно петельки,
робкие послышались шаги.
Ты вошла, глаза не поднимая,
в окна вечер бросил сини тень...
Я тебя такою вспоминаю,
каждый свой солдатский длинный день.
Я в походах прошагал три года,
трудностей былых не перечесть:
в серых буднях, в зной и непогоду
я сумел любовь свою сберечь.
Ну, а ты? Что там с тобою стало?
Может это злые языки?
Может надо мною надругалась
сплетня? Может люди злы?
Или перепутал и ошибся
тот, кто о тебе мне написал?
Может надо мною он глумился?
Может быть тебя он оболгал?
Может, правда, это нужно так,
если твой дружок ушёл в солдаты...
Ни остался здесь, не смог никак -
получай урок, цени расплату...
Нет, друзья, она не виновата,
я, наверно, больше виноват,
ей ли дело до любви солдата,
ну, а я, как раз и есть солдат.
Я уже сейчас перегорел,
за себя, за боль свою--прощаю…
Женщины, я вас просить хотел,
чтоб других солдат не забывали.
Я прошу прощенья за тебя,
за таких, как ты ещё живущих,
за таких, кто растоптав себя,
бросил тень на любящих и ждущих.
Я письма тебе не отослал,
пусть оно останется со мною.
Не хочу чтоб кто--то осмеял боль мою,
и что забыт тобою.

БЕРЁЗКИ

Живут весёлые берёзки
в большом казарменном саду.
Растут весенние берёзки,
а я шагаю на плацу.

Иду, шагами вымеряю
дороги пробежавших лет,
и почему-то вспоминаю
твои глаза, их синий свет.

Я взглядом издали ласкаю
берёзок юных первый цвет...
Как ты живёшь там, дорогая?
И долго что-то писем нет?

Любуюсь стройными стволами
и черно-белою корой -
берёзовыми куполами
заполнен мир солдатский мой.

И удивляюсь я, не зная,
какая сила им дана...
Здесь нас с тобой благословляет
берёзовая красота.

Растут берёзки на свободе,
в своём берёзовом лесу.
А мы с тобой, в составе взвода,
идём, шагаем по плацу.

СОЛДАТСКОЕ ПИСЬМО

Вначале - листок бумаги,
стержень, заправленный пастой,
знаков упругих строчки,
созданные для тебя...
Вначале, всё то, что в сердце,
всё, что в груди я спрятал,
всё, что сгореть не успело,
вырваться из огня.
Вначале - вся боль немая,
страданья мои и муки,
и недопетая песня,
не сложенная строка.
Вначале - ты, дорогая,
нежная и земная,
моя и совсем чужая -
вся из добра и зла.
Ну, а потом в конверте,
листок обтянувший туго,
брошу свою я душу,
в ящика узкий проём.
А впереди дороги,
сквозь время и непогоды,
мимо лесов и пашен,
мелькающих за окном.
Ну, а потом твои руки,
рук твоих тёплых касанье:
взволнованное дыханье
и шёпот любимых губ.
Ну, а потом мои муки,
муками став твоими,
терзать меня перестанут
и сердцу покой дадут.
И я тебе благодарен,
за то, что мои невзгоды,
и мысли мои, и боли –
ты губкой вбираешь в себя.

Тобою я горд по-солдатски,
и верю, что ты, родная,
листок тот не затеряешь,
в письме ведь судьба моя.

ПАМЯТНИК МАТЕРИ

Вот мать склонилась над землёй –
Великая, совсем седая,
своей натруженной рукой,
людей и жизнь благословляя.

В её иссушенной груди,
в её измученных глазах,
боль миллионная сирот,
крик Хиросим и Нагасак.

И стон истерзанной земли...
Казалось, сил сердечных нет,
Казалось, не перенести
ту тяжесть всех военных лет.

Чтоб победить огонь и смерть,
чтоб сердце продолжало бить,
пора войну с земли стереть,
и навсегда о ней забыть.

И сердце матери живёт –
нет силы, чтоб его убить...
Цветами пепел прорастёт
и будет вновь земля родить.

Вот мать склонилась над землёй –
Великая, совсем седая,
своей натруженной рукой
людей и жизнь благословляя.